разделыYeni Safak: чтобы разбить союз Турции, России и Ирана, державы-гегемоны будут еще больше искушать судьбу
Конечно, события 15 июля напрямую ударили по Турции. Но, полагаю, их эффекты этим не ограничатся. Косвенно день 15 июля перевернул вверх дном проекты глобальных гегемонистских держав, которые на протяжении последней четверти века, исходя из ряда заученных идей, реализуют свой план хаоса в Средиземноморском бассейне, на Ближнем Востоке и в Евразии. А значит, не всегда и не везде дела идут так, как в Восточной Европе, на Балканах, Кавказе и Ближнем Востоке. Видите ли, наряду с «зубастыми» Россией и Ираном возникла «зубастая» Турция. Риск для гегемонистских держав возрос. В период, когда они по отдельности занимались Турцией, Ираном и Россией, возникла картина, на которой эти три силы в один момент стали сближаться друг с другом. Не сомневаюсь, что в дальнейшем, чтобы разбить эту картину, гегемоны будут еще больше искушать судьбу. К чему это приведет, мы не знаем. Поживем — увидим.
На самом деле сближение России, Ирана и Турции заставляет задуматься над некоторыми историческими аналогиями и нюансами. Что потенциально способно возникнуть из этой картины, и как долго она может сохраниться?
Исторический опыт показывает, что понятие «капитал» неразрывно связано не только с разделением труда между трудом и капиталом, согласно концепции Маркса, но и, если брать глубже и масштабнее, с неравным международным разделением труда между государствами-нациями, расположенными в «центре», «полуцентре» и «на периферии».
Установление «центральной сферой» гегемонической власти над другими сферами представляет экзистенциальное значение для их циклов развития. Мы знаем, что это треножник с «геополитическим», «геокультурным» и «геостратегическим» основаниями. Проекты и намерения центральных гегемонических сил предполагают разнообразные искусственные формирования, которые нарушают традиционные циклы развития регионов, расположенных ближе к периферии. Один из основных стимулов здесь — «разбить на куски, разделить то, что есть» и создать «то, чего нет».
Именно это и выпало на долю региона, называемого Евразией. Весьма полное представление об этом дает ликвидация Османской империи, исторически обладавшей крупнейшей территорией в Евразии, и возникновение на месте этого региона более сорока новых политических образований. Нам известно, что тройка «родина», «нация», «государство» представляла собой компоненты этого нового устройства. Момент, на который здесь, как правило, не обращают внимания, — отношения следствия между этими составными частями. Например, обратимся к процессам строительства Ирака или Иордании. Использованный здесь формат берет за основу «географию». «География», которая занимает центральное место, была искусственно соединена «народами». При этом институциональные пробелы в этих регионах были заполнены «партократиями». В результате отношения следствия между этими компонентами, которые теоретически должны были выглядеть как «география — нация — государство», на практике были претворены в жизнь в виде «география — подчиненные сообщества — однопартийные режимы».
Национальное строительство в привязке к географии, если оно не опирается на эффективную экономическую интеграцию, как, например, в Америке, является чрезвычайно слабым и хрупким. Кроме того, национальное строительство, определяемое географией, всегда терпит неудачу; всю палитру общественных связей ограничивают этнические или религиозные традиционные связи. А структуры, которые мы считаем государствами, функционируют как авторитарные партократии.
На первый взгляд, Иран тоже кажется таким. Иран — географическое наименование. А «иранскость» выглядит идентичностью, которая происходит от географии. Но включать Иран в указанную нами выше категорию и рассматривать его, например, в одном ряду с Иорданией или Ираком крайне ошибочно. Иран, который мы видим сегодня, зиждется на древней истории, «персидскости», осовремененном «фарисизме» (приверженничество учению Салмана аль-Фариси, первого перса, принявшего ислам — прим. пер.). А это прежде всего демонстрирует всеохватывающее присутствие некой «институциональной» (иранское государство) и «культурной» (объединяющий эффект персидского языка и шиитской доктрины) константы. Поэтому отношения следствия трех компонентов таковы: «государство — нация — география».
Россия как еще одна евразийская держава демонстрирует сходства с Ираном. Исторические процессы, протекавшие от Великого княжества Московского до Российской империи, от Рюриковичей до Романовых и даже от Советского Союза до России, характеризовало эффективное строительство современного государства. Империя, которая благодаря гигантским шагам Петра Великого постоянно увеличивала свою территорию, в дальнейшем проводила национальное строительство на основе славянства и православия. (Рассмотрение Сталина в качестве аналога Петра не стоит считать преувеличением.) Отношения следствия здесь также очевидны: «государство — нация — география». Разница между Ираном и Россией главным образом заключается в географии. Территория Ирана не увеличивается и не уменьшается. Но география России чрезвычайно широка и подвижна от центра до окружающих его территорий. Эта география стала крайне проблематичной для центрально-гегемонических сил и фактически превратилась в крепкий орешек. Мы не без удивления видим, что после каждой ликвидации азиатское влияние России так или иначе консолидируется снова.
Распад Османской империи произошел достаточно просто. В Турции, последней выстоявшей крепости, возникла похожая на Иран и Россию структура. Турецкая модернизация, начавшаяся с Танзимата, в основном имела институциональную направленность. Республика продолжила этот процесс; постепенно в эту структуру была интегрирована турецкая нация. Хотя кажется, что на передний план Турция выводит географию в рамках Национального пакта Турция